Неточные совпадения
Пройдя небольшую
столовую с темными деревянными
стенами, Степан Аркадьич с Левиным по мягкому ковру вошли в полутемный кабинет, освещенный одною с большим темным абажуром лампой.
Посередине
столовой стояли деревянные козлы, и два мужика, стоя на них, белили
стены, затягивая какую-то бесконечную песню; пол весь был обрызган белилами.
— Да, — ответил Клим, вдруг ощутив голод и слабость. В темноватой
столовой, с одним окном, смотревшим в кирпичную
стену, на большом столе буйно кипел самовар, стояли тарелки с хлебом, колбасой, сыром, у
стены мрачно возвышался тяжелый буфет, напоминавший чем-то гранитный памятник над могилою богатого купца. Самгин ел и думал, что, хотя квартира эта в пятом этаже, а вызывает впечатление подвала. Угрюмые люди в ней, конечно, из числа тех, с которыми история не считается, отбросила их в сторону.
В большой
столовой со множеством фаянса на
стенах Самгина слушало десятка два мужчин и дам, люди солидных объемов, только один из них, очень тощий, но с круглым, как глобус, брюшком стоял на длинных ногах, спрятав руки в карманах, покачивая черноволосой головою, сморщив бледное, пухлое лицо в широкой раме черной бороды.
Стол для ужина занимал всю длину
столовой, продолжался в гостиной, и, кроме того, у
стен стояло еще несколько столиков, каждый накрыт для четверых. Холодный огонь электрических лампочек был предусмотрительно смягчен розетками из бумаги красного и оранжевого цвета, от этого теплее блестело стекло и серебро на столе, а лица людей казались мягче, моложе. Прислуживали два старика лакея во фраках и горбоносая, похожая на цыганку горничная. Елена Прозорова, стоя на стуле, весело командовала...
В
столовой,
стены которой были обшиты светлым деревом, а на столе кипел никелированный самовар, женщина сказала...
Но отец Аввакум имел, что французы называют, du guignon [неудачу — фр.]. К вечеру стал подувать порывистый ветерок, горы закутались в облака. Вскоре облака заволокли все небо. А я подготовлял было его увидеть
Столовую гору, назначил пункт, с которого ее видно, но перед нами стояли горы темных туч, как будто
стены, за которыми прятались и Стол и Лев. «Ну, завтра увижу, — сказал он, — торопиться нечего». Ветер дул сильнее и сильнее и наносил дождь, когда мы вечером, часов в семь, подъехали к отелю.
Столовая гора названа так потому, что похожа на стол, но она похожа и на сундук, и на фортепиано, и на
стену — на что хотите, всего меньше на гору. Бока ее кажутся гладкими, между тем в подзорную трубу видны большие уступы, неровности и углубления; но они исчезают в громадности глыбы. Эти три горы, и между ними особенно
Столовая, недаром приобрели свою репутацию.
Хозяева извинялись, что, по случаю раннего и кратковременного нашего посещения, не успеют угостить нас хорошенько, и просили отведать наскоро приготовленного сельского завтрака. Мы пришли в светлую, пространную
столовую, на
стене которой красовался вырезанный из дерева голландский герб.
Из потолка и
стен в
столовой торчали какие-то толстые железные ржавые крючья и огромные железные кольца.
Галактиона удивило, что вся компания, пившая чай в думе, была уже здесь — и двое Ивановых, и трое Поповых, и Полуянов, и старичок с утиным носом, и доктор Кочетов. Галактион подумал, что здесь именины, но оказалось, что никаких именин нет. Просто так, приехали — и делу конец. В большой
столовой во всю
стену был поставлен громадный стол, а на нем десятки бутылок и десятки тарелок с закусками, — у хозяина был собственный ренсковый погреб и бакалейная торговля.
В углу
столовой на четыреугольном столе, покрытом чистой скатертью, уже находились прислоненные к
стене небольшие образа в золотых окладах, с маленькими тусклыми алмазами на венчиках.
Карачунский повел его прямо в
столовую. Родион Потапыч ступал своими большими сапогами по налощенному полу с такой осторожностью, точно боялся что-то пролить.
Столовая была обставлена с настоящим шиком:
стены под дуб, дубовый массивный буфет с резными украшениями, дубовая мебель, поставец и т. д. Чай разливал сам хозяин. Зыков присел на кончик стула и весь вытянулся.
Один раз, бродя между этими разноцветными, иногда золотом и серебром вышитыми, качающимися от ветра, висячими
стенами или ширмами, забрел я нечаянно к тетушкину амбару, выстроенному почти середи двора, перед ее окнами; ее девушка, толстая, белая и румяная Матрена, посаженная на крылечке для караула, крепко спала, несмотря на то, что солнце пекло ей прямо в лицо; около нее висело на сошках и лежало по крыльцу множество широких и тонких полотен и холстов,
столового белья, мехов, шелковых материй, платьев и т. п.
Ромашов зажмурил глаза и съежился. Ему казалось, что если он сейчас пошевелится, то все сидящие в
столовой заметят это и высунутся из окон. Так простоял он минуту или две. Потом, стараясь дышать как можно тише, сгорбившись и спрятав голову в плечи, он на цыпочках двинулся вдоль
стены, прошел, все ускоряя шаг, до ворот и, быстро перебежав освещенную луной улицу, скрылся в густой тени противоположного забора.
Так они шептались, наклоняясь друг к другу, охваченные мрачной шутливостью пьяного безумия. А из
столовой в это время доносились смягченные, заглушенные
стенами и оттого гармонично-печальные звуки церковного напева, похожего на отдаленное погребальное пение.
Это был исторический дом старого барства:
столовая красного дерева, стоившая тысяч сорок, колонны, фрески, и все это было замазано, загрязнено, на вбитые в красное дерево
стен гвозди вешались вырезки из газет и платье. Снаружи дом был одноэтажный, а надворная часть с антресолями и пристройками в три этажа.
«Все-таки Пушкин — придворный человек», — думал он, вешая его на
стену в
столовой.
Выразив удовольствие, что случайно дал полезный совет, я спустился в небольшую каюту с маленьким окном в
стене кормы, служившую
столовой, и сел на скамью к деревянному простому столу, где уже сидел Тоббоган.
Она была очень длинная; потолок ее был украшен резным деревом; по одной из длинных
стен ее стоял огромный буфет из буйволовой кожи, с тончайшею и изящнейшею резною живописью; весь верхний ярус этого буфета был уставлен фамильными кубками, вазами и бокалами князей Григоровых; прямо против входа виднелся, с огромным зеркалом, каррарского мрамора […каррарский мрамор — белый мрамор, добываемый на западном склоне Апеннинских гор.] камин, а на противоположной ему
стене были расставлены на малиновой бархатной доске, идущей от пола до потолка, японские и севрские блюда; мебель была средневековая, тяжелая, глубокая, с мягкими подушками; посредине небольшого, накрытого на несколько приборов, стола красовалось серебряное плато, изображающее, должно быть, одного из мифических князей Григоровых, убивающего татарина; по бокам этого плато возвышались два чуть ли не золотые канделябра с целым десятком свечей; кроме этого
столовую освещали огромная люстра и несколько бра по
стенам.
Пройдя через обширную лакейскую, в которой
стены, налакированные спинами лакеев, ничем не были обиты, они вошли в
столовую, оклеенную зелеными обоями; кругом в холстинных чехлах стояли набитые пухом стулья; а по
стенам висели низанные из стекляруса картины, представляющие попугаев, павлинов и других пестрых птиц.
После
столовой в комнате у Саши можно было ослепнуть от солнца. На столе прозрачно светлела хрустальная чернильница и бросала на
стену два радужных зайчика; и удивительно было, что свет так силен, а в комнате тихо, и за окном тихо, и голые ветви висят неподвижно. Колесников заморгал и сказал с какой-то особой, ему понятной значительностью...
Переехав, начали было расставлять мебель, но на половине бросили, и через два месяца комнаты имели такой же вид, как и в первый день переезда: в передней стояли забитые ящики и сундуки, завернутые в мочалу вешалки — платья вешали на гвоздиках в
стене, оставшихся от кого-то прежнего; стоял один сундук и в
столовой, и горничная составляла на него грязную посуду во время обеда.
Жилая комната купеческого дома, представляющая и семейную
столовую, и кабинет хозяина, в ней же принимают и гостей запросто, то есть родных и близких знакомых; направо (от актеров) небольшой письменный стол, перед ним кресло, далее железный денежный сундук-шкаф, вделанный в
стену; в углу дверь в спальню; с левой стороны диван, перед ним круглый обеденный стол, покрытый цветной салфеткой, и несколько кресел; далее большая горка с серебром и фарфором; в углу дверь в парадные комнаты; в глубине дверь в переднюю; с правой стороны большой комод, с левой — буфет; вся мебель хотя не модная, но массивная, хорошей работы.
В
столовой она оклеила
стены лубочными картинами, повесила лапти и серпы, поставила в углу косу и грабли, и получилась
столовая в русском вкусе.
Самая мебель, красные с желтоватыми разводами обои в гостиной, множество плетеных стульев в
столовой, гарусные полинялые подушки с изображением девиц и собак по диванам, рогатые лампы и сумрачные портреты на
стенах — все внушало невольную тоску, от всего веяло чем-то холодным и кислым.
Часть
столовой — скучный угол со старинными часами на
стене. Солидный буфет и большой стол, уходящий наполовину за пределы сцены. Широкая арка, занавешенная тёмной драпировкой, отделяет
столовую от гостиной; гостиная глубже
столовой, тесно заставлена старой мебелью. В правом углу горит небольшая электрическая лампа; под нею на кушетке Вера с книгой в руках. Между стульев ходит Пётр, точно ищет чего-то. В глубине у окна Любовь, она встала коленями на стул, держится за спинку и смотрит в окно.
Иосаф робко прошел по темной зале с двумя просветами и в гостиной, слабо освещенной
столовой лампой, он увидел на
стенах огромные, масляной краски, картины в золотых рамках, на которых чернели надписи: Мурильо [Мурильо Бартоломе Эстебан (1618—1682) — выдающийся испанский художник...
Целый ряд высоких комнат с паркетными полами, оклеенных дорогими, тисненными золотом, обоями;
столовая «под дуб» с развешанными по
стенам плохими моделями дичи, с огромным резным буфетом, с большим круглым столом, на который лился целый поток света из висячей бронзовой лампы с молочным абажуром; зал с роялем, множеством разной мебели из гнутого бука, диванчиков, скамеек, табуреток, стульев, с дорогими литографиями и скверными олеографиями в раззолоченных рамах; гостиная, как водится, с шелковой мебелью и кучей ненужных вещей.
Эта общая комната, хотя в ней и сидело теперь несколько человек, все почему-то невольно напоминала какой-то нежилой покой: совершенно голые
стены, голые окна, из которых в одном только висела, Бог весть для чего, коленкоровая штора, у
стен в беспорядке приткнулись несколько плетеных стульев, в одном углу валялись какие-то вещи, что-то вроде
столовой да кухонной посуды, какие-то картонки, какая-то литография в запыленной рамке, сухая трава какая-то в бумажном тюричке, ножка от сломанного кресла…
Вероятно комната, в которую старик ввел меня, служила
столовой и гостиной одновременно, потому что посредине стоял стол с более чем скудным ужином, а по
стенам — мягкие тахты, как и в нашем горийском доме, но совсем не такие красивые и гораздо более ветхие, нежели у нас. Единственная свеча-огарок, воткнутая в старинный шандал, освещала эту большую, весьма неуютную комнату. Нет, не комната, не свеча, не ужин привлекли мое внимание, — нечто иное.
Как часто в такие минуты он мысленно переносился в эту теплую, освещенную мягким светом висячей лампы, уютную, хорошо знакомую ему
столовую с большими старинными часами на
стене, с несколькими гравюрами и старым дубовым буфетом, где все в сборе за круглым столом, на котором поет свою песенку большой пузатый самовар, и, верно, вспоминают своего родного странника по морям.
— Всегда любуюсь вашей
столовой, — оглядывая ее
стены, вполголоса заметил Егор Сергеич. — Что ни говори, а отцы наши и деды пожить умели. Конечно, все это суета, мирские увлеченья, а хорошо, красиво, изящно… Что это за Дуня такая у вас?
Из перевязочной вели две двери: одна — в комнату лазаретной надзирательницы, а другая — в лазаретную
столовую. В
столовой стоял длинный стол для выздоравливающих, а по
стенам расставлены были шкапы с разными медицинскими препаратами и бельем.
С балкона дверь вела прямо в залу, служившую и
столовой, отделанную кое-как, — точно в доме жили только по летам, а не круглый год.
Стены стояли голые, с потусклыми обоями; ни одной картинки, окна без гардин, вдоль
стен венские стулья и в углу буфет — неуклюжий, рыночной работы.
Из дверей виднелась средина танцевальной залы со скульптурным потолком, бледными штофными
стенами и венецианскими хрустальными люстрами. Контраст с буфетной комнатой приятно щекотал глаз. Дверь налево вела в
столовую. Палтусов знал уже, что там с десяти часов устроен род ресторана. Это было по-московски. Он заглянул туда и остановился в дверях… Там уже шла желудочная жизнь.
Тася поглядела вправо. Окошко кассы было закрыто. Лестница освещалась газовым рожком; на противоположной
стене, около зеркала, прибиты две цветных афиши — одна красная, другая синяя — и белый лист с печатными заглавными строками. Левее выглядывала витрина с красным фоном, и в ней поллиста, исписанного крупным почерком, с какой-то подписью. По лестнице шел половик, без ковра. Запах сеней сменился другим, сладковатым и чадным, от курения порошком и кухонного духа, проползавшего через
столовые.
Столовая обдала Тасю спертым воздухом, где можно было распознать пар чайников, волны папиросного дыма, запах котлет и пива, шедший из буфета. Налево от входа за прилавком продавала печенье и фрукты женщина с усталым лицом, в темном платье. Поперек комнаты шли накрытые столы. Вдоль правой и левой
стены столы поменьше, без приборов, за ними уже сидело по двое, по трое. Лакеи мелькали по зале.
Из-за двери, откуда стреляли выскальзывает полуодетая женщина и быстро пробегает, что-то крича в
столовую; за нею, стукнувшись о притолку, выбегает высокий, без пиджака, мужчина и еще раз стреляет ей вслед: со
стены сверху валятся осколки разбитой тарелки.
Они все трое прошли еще гостиную, которая была несколько меньше первой и называлась голубой, в отличие от красной, по цвету обоев и мебели, и повернули в обширную
столовую, со
стенами из черного дуба и с такою же меблировкою. На
стенах расположены были медальоны с художественно сделанными скульптурными изображениями убитой дичи, фруктов и тому подобных атрибутов объедения.
Елена Ильинишна продолжала смеяться с оттенком нервности до той минуты, когда ее кавалер усадил ее в
столовой на диван, занимавший одну из
стен комнаты. Он и сам поместился рядом с ней.
Вторая комната удивила ее не меньше первой. Это была, по-видимому,
столовая. И здесь все поражало своей крикливой, убогой роскошью. Старые, поломанные стулья чередовались с высокими кожаными табуретами. В открытом буфете была расставлена наполовину перебитая посуда. На
стенах висели деревянные тарелки, резные плоды, блюда и расписные чучела гусей и фазанов. A на столе лежала грязная, порванная в нескольких местах скатерть и стоял с проломанным боком никелевый самовар.
Подле угольной комнаты к оранжерее находился зал, вместо
стены с одной стороны были громадные окна в сад; рядом с залом была
столовая комната.
В
столовой висели на
стенах написанные масляными красками виды тех городов и местностей, которые особенно понравились Павлу Петровичу, когда он, будучи еще великим князем, путешествовал вместе с супругою по Европе, под именем графа Северного.
Стены были завешены коврами и картинами лучших мастеров, большею частью легкого жанра и несколько пикантного содержания. Маленькое пианино с вычурными инкрустациями и кресло-качалка довершали убранство этой комнаты, если не считать ламп, стенных, висячей в
столовой, и множества бронзы и других «objets d'arts», помещавшихся на двух резных, черного дерева, этажерках.
Стены этой
столовой обтянуты дорогими гобеленами, пальмы и экзотические растения по всем углам. На огромном камине красного мрамора стоит дорогая бронза, окна занавешены тяжелыми портьерами и на полу мягкий роскошный ковер.
В обширных опустелых палатах правителя отдавало теперь чем-то невыносимо жутким. Когда оставшийся при доме правителя хлебодар, старый раб из Вавилона, вошел в
столовую, чтобы убирать несъеденные гостями кушанья и недопитые вина, ему показалось, что по
стенам открытой
столовой движутся тени. Или это луна светит нынче совсем необыкновенно.
Комната, в которую Зенон внес Нефору, была совсем не похожа на ту, из которой он ее вынес. Это была большая, высокая
столовая,
стены которой были гладко отделаны кедром, издававшим самый тонкий и едва заметный здоровый, смолистый запах; в ней были четыре большие окна, из которых открывался широкий вид на меланхолический Нил, а по ту сторону вод в отдалении темнели спаржевые поля.